Тара Брах&nbsp;&nbsp;

Мы провели вечер, поедая попкорн, болтая и дурачась. На следующее утро я вошла в свой кабинет и обнаружила на столе конверт с платежом по ипотеке, который Алекс должен был отправить в мое отсутствие. Теперь было уже слишком поздно, и мне приходилось заплатить штраф. Я позвонила Алексу и начала кричать на него. Я кричала, что не заработала никаких денег в прошлом месяце и что не могу положиться на него ни в чем… даже в том, чтобы просто опустить письмо в почтовый ящик. Очевидно, что я злилась и из за прошлых обид, но мой гнев был свежим и острым.

Он слушал меня какое то время, а потом сказал: «Так вот чему ты учишься на этих буддийских ретритах?» Его слова могли бы быть едкими, но они не были таковыми. Скорее я слышала разочарование в его голосе – он хотел увидеть пользу от моей практики, а мы опять скатились к привычной рутине. Повесив трубку, я тут же испытала раскаяние. Что ценного было в моем глубоком переживании принятия и спокойствия, если я так легко взрывалась и возвращалась к старым шаблонам поведения? Ответ Алекса – как колокольчик на нашем ретрите – был ясным звонком пробуждения. Меня позвали обратно к радикальному принятию, к тому, чтобы я встречала возникающие чувства с осознанностью и благожелательностью. Мои сожаления напомнили мне, что отношения с другими находятся в самом центре духовной жизни.

Тит Нат Хан называет свою практику «да» «йогой улыбки». Он предлагает в течение дня много раз улыбаться, легко, но по настоящему, не важно, медитируем мы или просто остановились на красный свет светофора. «Крошечный бутон улыбки на ваших губах, – пишет он, – питает вашу осознанность и чудесным образом успокаивает вас… ваша улыбка принесет счастье и вам, и окружающим». То, что улыбка способна сделать нас более открытыми и расслабленными, доказано современной наукой. Мышцы, которые мы используем для улыбки, посылают нашей нервной системе биомеханический сигнал о том, что сейчас мы в безопасности и можем не включать рефлекторный механизм «бейбеги замри». Улыбка – это «да» безусловной доброжелательности, которая бесстрашно приветствует любое переживание.

Когда Тит Нат Хан посетил дзен центр в Сан Франциско, он увидел, что ученики строго следуют суровой духовной дисциплине. Под конец его пребывания там они попросили у него наставлений по практике. С легкой улыбкой он сказал: «Вам нужно вставать каждое утро чуть попозже… и больше улыбаться».

улыбка

Приглашая Мару на чай: практика говорить «да»

Несколько лет назад во время ретрита по випассане я вдруг поняла, что погрузилась в болото негативного настроя. Я с брезгливостью относилась ко всем проявлением жизни вокруг меня. Учителя говорили слишком много, погода разочаровывала холодом и пасмурностью, мои товарищи по ретриту бесцеремонно чихали в мою сторону, и у меня самой уже был этот отвратительный гайморит. Все было не так, как надо, особенно я сама. Устав от этого раздражения, я решила, что, вместо того чтобы отвергать происходящее, буду со всем соглашаться. Я стала приветствовать все, что возникало в моем осознавании, молчаливым «да». «Да» – боли в ноге, «да» – обвиняющим мыслям, «да» – чихам и раздражению и тоскливому серому небу.

Сначала мое «да» было машинальным, неохотным и неискренним, но даже произнося его так я каждый раз чувствовала, как что то расслабляется во мне. Вскоре я начала играть с этим. Представляя, что я, как Будда, приглашаю Мару на чай, я хотела не только принять свои переживания, но и активно поприветствовать их. Я начала произносить «да» более мягким и дружелюбным голосом. Я даже начала иногда улыбаться – вся моя драматичность показалась довольно глупой. Мои тело и ум становились все более легкими и открытыми. Даже давление в гайморовых пазухах уменьшилось. Темное облако «нет» сменилось обширным небом «да», в котором было достаточно места и для брезгливости, и для раздражения. Критические комментарии все так же возникали в моей голове, но вместе с «да» они уходили прочь. Когда мой ум предположил, что я всего лишь использую уловку, и она не будет долго работать, я сказала «да» и этой мысли, и она растворилась. Я ничему не сопротивлялась и ни за что не цеплялась. Настроения и ощущения, и мысли плыли по дружелюбному небу радикального принятия. Я чувствовала внутреннюю свободу, которая происходит из безусловного принятия жизни. Я приглашала Мару на чай.

Как и самоопрос, внимание к переживаниям открывает возможность привнести больше необусловленной приязни в вашу внутреннюю жизнь. Если мы набрасываемся на возникшее чувство страха с криком «Страх! Попался!», мы лишь усиливаем напряжение. Когда мы даем имя своему переживанию, это вовсе не попытка пригвоздить неприятные переживания или заставить их уйти. Скорее это мягкий и добрый способ сказать: «Я вижу тебя, Мара». Такой настрой радикального принятия позволяет испуганным и уязвимым аспектам нашего существа проявиться.

В традиционных культурах называние вещей играет значительную роль в процессе исцеления. Считается, что как бы ни были сильны духи, вызвавшие болезнь, если шаман может назвать их имя, они подчинятся и больше не смогут управлять своей жертвой. Так происходит исцеление. Западная психология считает, что те части нашей психики, которые мы не видим и не осознаем, контролируют нашу жизнь. Если мы называем силы Мары, когда они возникают, то они уже не могут направлять нас и мы не будем одержимы ими. Одно то, что мы относимся к ним с приязнью, а не со страхом, лишает их силы.

Практики самоопроса и присвоения имен позволяют нам осознать тот факт, что мы страдаем. Пойманные в сети наших собственных историй, мы можем успешно отрицать правду о нашем переживании. Иногда я могу быть нетерпеливой и критичной к себе в течение нескольких дней, прежде чем сделаю паузу и обращу внимание на те чувства и мысли, которые никак не могли достучаться до моего сердца. Когда я делаю паузу и смотрю на то, что происходит, я осознаю, что испытываю страдание беспокойства и сомнений в себе.

Важность видения и называния.

Однажды Лора пришла ко мне и сказала, что произошел настоящий сдвиг. На праздничном ужине в честь дня рождения брата мать снова начала нападать на нее. Она хотела узнать, когда Лора начнет искать новую работу медсестры. Прежде чем Лора смогла ответить, мать наклонилась вперед и насмешливо сказала резким голосом: «О, можешь не говорить. Я знаю. Ты ждешь, что работа сама свалится тебе в руки… как манна небесная». Молчание Лоры послужило для ее матери зеленым светом, и она продолжила нападение: «И что, ты хочешь, чтобы Фил содержал тебя всю жизнь?»

С громко бьющимся сердцем Лора взяла паузу и сделала несколько глубоких вдохов. Она чувствовала жар в груди, как будто ее пронзили ножом, и все в ней хотело кричать от гнева. Но вместо этого она просто сказала: «Я не знаю, мам», и откинулась на стуле. «Понятно», – ответила мать, возможно, удивленная столь лаконичным ответом на свой выпад. После этого она повернулась к брату Лоры и продолжила разговор с ним.

Умение брать паузу – это первый шаг в практике радикального принятия.

В 1950 х годах перед несколькими хорошо обученными пилотами ВВС США поставили крайне опасную задачу – они должны были летать на такой высоте, на которой ранее никто не летал. Когда они вышли за пределы плотных слоев атмосферы, они к своему ужасу обнаружили, что обычные законы аэродинамики там не работают. Том Вулф описывал это в книге «Нужная вещь»: «…самолет может войти в плоский штопор, как миска с кашей на навощенной пластиковой стойке, после чего начнет падать – не планировать и не пикировать, а именно падать, как кирпич…»

Первые пилоты, которые столкнулись с этой проблемой, лихорадочно пытались стабилизировать самолет, выполняя одно действие за другим. Чем яростнее они тянули рычаги управления, тем более неуправляемым становился полет. В беспомощности они кричали: «Что нам делать?», взывая к пункту управления полетами, и разбивались насмерть. Произошло несколько трагических случаев, прежде чем один из пилотов, Чак Йегер, случайно нашел решение.

Когда его самолет потерял управление, Йегер вылетел из кресла и потерял сознание. Пока он был в таком состоянии, его самолет стремительно приближался к земле. Через 11 километров самолет снова вошел в плотные слои атмосферы, где уже можно было применить обычные летные техники. Пилот пришел в себя, выровнял самолет и успешно приземлился. Он нашел единственный способ остаться живых в этой отчаянной ситуации: ничего не делать. Убрать руки с рычагов управления. И, как говорит Вулф, такое решение было «единственно возможным выбором». Оно противоречило всей предыдущей тренировке летчиков и даже основным инстинктам выживания, однако сработало.

В нашей жизни часто случаются ситуации, которые мы не можем контролировать. Мы оказываемся в обстоятельствах, в которых ни одна из наших стратегий не работает. Беспомощные и обескураженные, мы лихорадочно пытаемся как то управлять происходящим. У нашего ребенка падает успеваемость, и мы выдаем одну угрозу за другой, пытаясь приструнить его. Кто то нагрубил нам, и мы ту же наносим ответный удар или ретируемся. Мы допускаем ошибку на работе и пытаемся любой ценой скрыть или исправить ее. Мы идем на эмоциональные столкновения, нервно вырабатывая стратегию. Чем больше мы боимся неудачи, тем лихорадочнее работают наши ум и тело. Наши дни наполнены постоянным движением: планированием и беспокойством, привычными разговорами, согласованиями, телефонными звонками, покупками, смотрением в зеркало.

умение брать паузу

Граница того, что мы можем принять, – это граница нашей свободы.

принятие